Автор Тема: История одной песни  (Прочитано 10893 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Оксана

  • Старожил
  • ****
  • Сообщений: 1883
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #15 : 11 декабря 2013, 22:54 »
"А жить надо просто затем, чтобы жить!"

Оффлайн MaKoUr

  • Administrator
  • Старожил
  • *****
  • Сообщений: 5990
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #16 : 11 декабря 2013, 23:07 »
"Песня о друге"

Рассказывает Леонид Елисеев:

       Вот и подошел я к самому трудному для себя месту: к истории написания песни "Если друг оказался вдруг..." Действительно, произошло это почти на моих глазах и я, можно сказать, единственный тому свидетель. Было это в самом начале съемок к/ф "Вертикаль". Мы несколько часов поговорили с Володей в автобусе на стадиончике у гостиницы "Иткол", ожидая вертолет, который по каким-то причинам задерживался. Говорили на разные темы, но большей частью, конечно, о горах, об альпинизме. Володя спросил: 
       - А тебя-то что именно привело в горы?
       Трудный вопрос, непросто на него ответить - очень личное объяснение у каждого. Я ответил, что это и притягательность горных красот, которые, невозможно, однажды увидев, покинуть навсегда. Что альпинизм дает переоценку всему, что нас окружает в обыденной жизни, чем мы пользуемся, принимая все прекрасное как должное. Ну а главное - это преодоление многих сложностей, связанных с риском, что требует от каждого восходителя силы, ловкости, мужества и больших волевых качеств. В альпинизме, как ни в каком другом виде спорта, проявляются личные качества человека; здесь можно увидеть, кто есть кто и посмотреть на себя в сложных условиях. И чем трудней и трагичней ситуация, тем глубже проявление моральных и волевых качеств человека.
       Как пример всему вышесказанному, я рассказал ему один случай, который произошел с группой, где я был руководителем. Я рассказывал, Володя внимательно слушал - он умел это делать как никто!
       История простая. Летом 1955 года мы совершали обычное спортивно-тренировочное восхождение на вершину Доппах в Дигории. Я шел руководителем, в группе было шесть человек - три связки: Елисеев-Ласкин, Морозов-Иванова, Гутман-Кондратьев. Все шло нормально.
       Поднимались с перемычки на гребень, откуда до вершины путь шел уже по нему. На этом пути надо было преодолеть сложный ледовый склон. Я в то время неплохо владел ледовой техникой и решил все три двойки связать в одну связку, чтобы только первый шел с нижней страховкой. Я до сих пор убежден, что действовал правильно, хотя есть другие мнения. Но у гор "его величество случай" всегда в запасе, и события приняли непредвиденный оборот. Быстро прошли ледовый склон, вышли на скалы - 80-метровый бастион, за которым был выход на гребень. Метров через 40-50 я организовал надежную страховку за скальный выступ - точнее, за огромную скалу-монолит, заснеженную по бокам,- принял к себе идущего вторым Ласкина, своего старого напарника по связке. С ним мы ходили на вершины высшей категории трудности, попадали в разные переплеты, из которых он выходил, как говорится, с честью.
       Ласкин быстро переналадил страховку и стал принимать идущего третьим Славу Морозова - мы по-прежнему шли одной связкой, нижний все еще находился на середине ледового склона. Я продолжал подъем, Ласкин страховал меня снизу. Пройдя несколько метров, услышал душераздирающий крик. Я оглянулся и увидел, что верхняя часть скалы, на которой держалась вся наша страховка, медленно отходит от стены - видно, пришло ее время упасть. Кричал Ласкин: он совсем, похоже, потерял голову от происходящего и ничего не предпринимал, хотя стоял рядом, вполне мог бы сбросить с отходящей скалы наши веревки - и все было бы нормально.
       Правда, скала при падении могла еще задеть идущих ниже, но мы поднимались не строго вертикально, а немного наискось, с уклоном вправо, так что могло никого и не задеть, как впоследствии и оказалось.
       Меня охватили гнев и досада: так нелепо, без драки, без ожесточенной борьбы, надо погибать. Сейчас скала сорвет Ласкина, он - меня, я - остальных, если не выдержит страховка. Подо мной было около 70 метров пройденной скальной стены. Шансов уцелеть никаких. Мысли мелькали быстро, подумал о близких, которым предстояло пережить еще одну трагедию, но голова работала ясно, и страха особого не испытывал - было не до него.
       Ласкина сорвало, веревка между нами натянулась. Но руки у меня были сильные, видно так инстинктивно вцепился в гребень, что, когда меня все-таки сорвало, гора выстрелила мной, как катапульта, и я пролетел над пройденной скальной стеной, не задев ее. Это дало мне шанс на спасение. Пролетев в свободном падении более ста метров, я "приледнился" на только что пройденный ледовый склон, но падение продолжалось почти с той же скоростью, только сильные рывки от срыва Морозова и Ивановой несколько замедлили движение. Вот еще несколько рывков - это вылетали наши ледовые крючья, они все же делали свое дело, гасили скорость.
       Все, кроме меня и Ласкина были в кошках - они временами впивались зубьями в лед и опрокидывали, кувыркали, хлестали тела о склон. Особенно неудачно падал Слава Морозов. Мы с ним какое-то время летели параллельно, и, видя его падение, у меня не оставалось надежды, что он будет жив.
       Сорвало пятерых. На шестом, Леше Кондратьеве, веревка оборвалась, и он остался один посередине ледового склона, без страховки. Но в тот момент никто из нас, конечно, этого не заметил.
       Все мы удачно пролетели над огромным бергшрундом - помог нависший над ним снежный карниз. За бергшрундом ледовый склон постепенно выполаживался и переходил в снежный, на нем мы вскоре и остановились - наша веревка опоясала серак (ледовую глыбу).
       Последний рывок был настолько сильным, что в течение нескольких минут я не мог отдышаться. Когда я наконец приподнялся и осмотрелся, то увидел картину, на которую, как говорится, без слез и смеха трудно было смотреть: все стонали и охали, стараясь как-то высвободиться из веревок и снега, в который их с силой впечатало. Шевелились все, кроме Славы. Он лежал на спине, головой вниз по склону, стекла в очках были выбиты. С трудом освободившись от веревок - пальцы не работали, - я подошел к нему, приподнял за плечи, чтобы развернуть его головой вверх, и в этот момент он приоткрыл глаза и сказал: "Ну вот, и конец экспедиции". Правда, выразился он немного иначе, но для меня его слова прозвучали не как конец, а как победный сигнал к жизни. Слава жив, все живы! Положение не из лучших, но надо действовать!
       Все живы? Нет, нас только пятеро. А где шестой? Не хватало Леши Кондратьева. И как же полегчало на душе, когда, посмотрев вверх, я увидел его на середине склона, целого и невредимого. Он стоял неподвижно и смотрел вниз, еще не осознавая, что произошло. Мне трудно представить, что чувствовал Леша, глядя на наше падение, но точно знаю, что его переживания были намного сильнее наших. Нема Гутман, после срыва которого веревка оборвалась, сказал позже: "Как здорово, что я перелетел этот крюк, - я бы не хотел безучастно видеть все, что с вами происходило."
       Я окликнул Ласкина, он отозвался. С тудом, но мы договорились, что он будет сам со всевозможной осторожностью спускаться на перемычку. У него еще остались три ледовых крюка, несколько карабинов и конец веревки.
       У Гутмана были повреждены обе ноги; у Ивановой разбита голова и разодрана кисть руки, сильно побито все тело. Ласкин внешне выглядел нормально, но что-то у него случилось с головой, он заговаривался, речь была бессвязной. Сильнее всех пострадал Слава. Он не мог двигаться, надо было его транспортировать. Сделать это сами мы не могли.
       Из меня и Гутмана получился один вполне работоспособный человек, мы поставили палатку, уложили в нее пострадавших. Гутман начал готовить чай, а я решил подняться на перемычку и сообщить по рации в лагерь о наших делах. Для этого мне нужно было преодолеть трещину и подняться метров на 70 по ледово-снежному склону. Взял в руки ледовый крюк и ледоруб. Держать их мог только большими пальцами каждой руки - связки остальных пальцев не работали: видно, крепко я держался за скалы, когда меня срывало...
       Нижний край трещины отстоял от верхнего метров на пять, но метры эти были совершенно вертикальны. Не могу объяснить, как с поврежденными пальцами мне удалось пройти это место. Наверно, только из-за выдачи всех потенциальных возможностей, которые заложены в каждом из нас, вот только выдать их может не каждый и не всегда. Начал подниматься по склону дальше, но склон уже успел оттаять, и без кошек идти было невозможно.
       Пришлось вернуться. Надел кошки, прошел трещину, поднялся еще метров на десять и услышал крики Леши - он уже стоял на перемычке. Мы с ним оценили обстановку и решили, что он один спустится в лагерь и вернется со спасотрядом.
       К вечеру пришли спасатели. Они навесили перильную веревку от перемычки до нашей палатки, двое спустились к нам, а рано утром начались транспортировочные работы. Когда я увидел, что спасатели, имея навешенные перила, потратили на преодоление той же трещины около часа, я понял, что вчера только непонятная внутренняя сила помогла мне дважды пройти этот путь туда и обратно.
       О самой транспортировке, которая проходила в относительно несложных условиях, я Володе не рассказывал. Хотя люди вели себя там по-разному...
       После продолжительной паузы Володя спросил: "А что было со Славой?" Я ответил, что у Славы серьезных повреждений не оказалось, он довольно быстро поправился и через месяц отработал одну смену инструктором в альплагере. Следующий сезон он отходил очень удачно, а в 1957 году погиб на Ушбе.
       Вот такую историю рассказал я Высоцкому. Конечно, разговор шел иначе: он уточнял детали, переспрашивал непонятное. Разговоривали несколько часов, никуда в этот день не спешили.
       На следующее утро ко мне в номер влетел радостно-возбужденный Володя:
       - Ну, как спалось? - и, не дожидаясь ответа, добавил: давай быстрей спускайся ко мне.
       Я быстро оделся и спустился. Володя был по-прежнему возбужден, но, как мне показалось, к этому добавилось и нетерпение. Его настроение передалось мне. Я сел в кресло, в котором сидел обычно, Володя на кровать. Нас разделял журнальный столик, на котором, ближе к Володе, лежал мелко исписанный листок со стихами. Он сидел и смотрел на меня, слегка пригнувшись к гитаре.
       В этот момент мне показалось, что он внутренне готовится к прыжку. И наконец, ударив по струнам, он запел:
« Последнее редактирование: 09 мая 2016, 22:36 от MaKoUr »

Оффлайн MaKoUr

  • Administrator
  • Старожил
  • *****
  • Сообщений: 5990
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #17 : 11 декабря 2013, 23:20 »
Рассказывает Станислав Говорухин: ...Последней из этого цикла была написана "Военная песня". С ней связана такая история.

      Я прихожу в "Иткол" с ледника, грязный, уставший,- там часов шесть нужно было идти пешком,- Володи нет. На столе лежит черновик. Смотрю - новая песня.

Взвод лезет вверх, а у реки
 Тот, с кем ходил ты раньше в паре.
Мы ждем атаки до тоски...

      Я тут же опять надеваю рюкзак и спускаюсь в бар. Там сидят американские туристы и с ними - Володя. Он увидел меня, подбегает и говорит: "Слава, я такую песню написал! Пойдем в номер, я тебе ее спою." Я отвечаю: "Не могу, я шесть часов бежал, дай хоть попью." Хотя на такой высоте и происходит полное обезвоживание организма, пить я не очень хотел - я хотел его разыграть. Мы подходим к стойке, я выпиваю бутылку воды, беру еще одну. А он прямо приплясывает,- так ему хочется спеть новую песню.

      - Хочешь,- говорит,- я ее тебе прямо здесь спою, без гитары? И начинает:

Мерцал закат, как сталь клинка,
Свою добычу смерть искала...

      Я говорю:

      - Постой, ты уже совсем как Остап Бендер, который всю ночь сочинял "Я помню чудное мгновенье", и только утром понял, что это кто-то уже сочинил до него.

      - Что ты мелешь?!

      - Как - что я мелю,- отвечаю,- это старая баксанская песня, еще военных лет.

      - Что ты выдумываешь?!- закипает Володя.- Я написал ее сегодня!

      - Ничего я не выдумываю,- говорю,- там еще есть припев... Хочешь, спою?

      Я сейчас точно не вспомню, но там такие есть слова:

Отставить разговоры!
Вперед и вверх, а там...
Ведь это наши горы,
Они помогут нам.

      Он говорит:

      - Не может этого быть!- А сам даже побледнел.- Да что же это со мной происходит! Я думал, я сам написал эти строки,- они мне особенно нравились...

      - Да ладно, Володя,- не выдерживал я,- я тебя разыграл.

      Как он глянул на меня! Потом очень долго вспоминал этот розыгрыш.

<a href="http://www.youtube.com/watch?v=MZI3CYELmCs" target="_blank">http://www.youtube.com/watch?v=MZI3CYELmCs</a>

Оффлайн MaKoUr

  • Administrator
  • Старожил
  • *****
  • Сообщений: 5990
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #18 : 26 декабря 2013, 09:00 »
Майя Кристалинская о песне "Нежность"

http://vk.com/kristalinskaya

Оффлайн MaKoUr

  • Administrator
  • Старожил
  • *****
  • Сообщений: 5990
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #19 : 28 января 2014, 09:49 »

Оффлайн Саша

  • Старожил
  • ****
  • Сообщений: 2624
  • Валентина Васильевна-Моя Любимая певица!
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #20 : 28 января 2014, 10:22 »
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ПЕСНИ
"Одинокая гармонь" Музыка Б. Мокроусова, слова М. Исаковского

Время рождения песни — первые послевоенные месяцы 1945 года (имеются в виду стихи). В архиве их автора сохранился первоначальный вариант песни, в котором две заключительные строфы выглядели совсем не так, как в окончательном виде: «Отчего мне и сладко и больно В эту пору в родимом краю? Отчего я вздыхаю невольно, Как заслышу гармошку твою? — спрашивала себя героиня будущей песни и сама же пыталась объяснить это для себя:— Словно жду я тебя втихомолку, Хоть и знаю, что ты не придешь. Что ж ты бродишь всю ночь по поселку, Что ж ты девушкам спать не даешь?»
Взамен этих двух строф первоначального варианта песни, исключавшего возможность встречи героев, Исаковский в окончательном варианте стихотворения сделал одну: «Может статься, она — недалеко, Да не знает — ее ли ты ждешь… Что ж ты бродишь всю ночь одиноко, Что ж ты девушкам спать не даешь?!» И слова будущей песни заиграли совсем по-иному, позволяя нам самостоятельно «домыслить» дальнейшее развитие событий, их эпилог.
Стихотворение свое Исаковский показал поначалу композитору Владимиру Захарову. Тот сочинил к нему музыку, назвав свою песню «Гармонист». Ее разучили и исполнили в руководимом им хоре имени Пятницкого. Однако всеобщей известности песня не получила.
В начале 1946 года поэт публикует это свое стихотворение в журнале «Октябрь». Там-то его и приметил Борис Мокроусов и вскоре сочинил к нему музыку.
Песня Б. Мокроусова и М. Исаковского «Одинокая гармонь» была опубликована в июне 1946 года Музфондом мизерным тиражом (всего 500 экземпляров), но сумела быстро завоевать всенародную популярность и через два года была удостоена Сталинской премии. Конечно, этому способствовали записи песни на радио. Так, в 1948 году ее записал в сопровождении фортепиано известный ленинградский певец Ефрем Флакс. В следующем году — солист Всесоюзного радио Георгий Абрамов в сопровождении эстрадного оркестра под управлением Виктора Кнушевицкого, блестяще ее инструментовавшего.
В дальнейшем песню «Одинокая гармонь» исполняли С. Лемешев, П. Киричек, Л. Александровская, дуэт Л. Лядова — Н. Пантелеева и многие другие. Прекрасно исполнил ее Георг Отс.
Песня живет и сегодня, волнуя самые сокровенные струны души.

Информацию взял из группы В Контакте,★ МИХЕЕВ НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ★
http://vk.com/club57578418





<a href="http://www.youtube.com/watch?v=DSQzTr44yMA" target="_blank">http://www.youtube.com/watch?v=DSQzTr44yMA</a>

<a href="http://www.youtube.com/watch?v=4D06pQ3rayA" target="_blank">http://www.youtube.com/watch?v=4D06pQ3rayA</a>

<a href="http://www.youtube.com/watch?v=d4rDZYXh7hA" target="_blank">http://www.youtube.com/watch?v=d4rDZYXh7hA</a>
« Последнее редактирование: 05 июля 2015, 07:07 от Саша »
"ПРОСТИ МЕНЯ, РОССИЯ, МОЯ РОДНАЯ МАТЬ,
ЗА ТО, ЧТО Я НЕ В СИЛАХ ТЕБЯ С КОЛЕН ПОДНЯТЬ.
ЗА ТО, ЧТО ТЕРПЕЛИВО СНОШУ И СТЫД, И ЛОЖЬ.
НО ТЫ МЕНЯ РАСТИЛА И ТЫ МЕНЯ ПОЙМЁШЬ!!!!"

Оффлайн Оксана

  • Старожил
  • ****
  • Сообщений: 1883
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #21 : 21 февраля 2014, 00:41 »
Оскар Фельцман рассказывает о своих песнях:
http://reportage.su/audio/553
"А жить надо просто затем, чтобы жить!"

Оффлайн Оксана

  • Старожил
  • ****
  • Сообщений: 1883
    • Просмотр профиля
« Последнее редактирование: 30 марта 2015, 08:28 от Оксана »
"А жить надо просто затем, чтобы жить!"

Оффлайн Саша

  • Старожил
  • ****
  • Сообщений: 2624
  • Валентина Васильевна-Моя Любимая певица!
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #23 : 28 марта 2015, 07:43 »
И всё сбылось — и не сбылось…
С того удивительного, сумасшедшего времени минуло уже почти полвека. Начало 60-х… Отважная четвёрка советских парней в океане и первые в мире наши космонавты, азартный «карибский кризис» и упорные слухи о наших десантных кораблях в Ла-Манше, «семимильные шаги» к коммунизму и пробивающийся сквозь завывания и трески радиоэфира бесстрастный и сухой аналитический голос: «СССР: десять лет без Сталина»…
Теперь это кажется невероятным: всего лишь десять лет. Впрочем, через десять лет «после Сталина» коротковолновую возможность услышать такой ехидный и такой чужой «вражеский голос» имели далеко не все. Да и обычные-то телевизоры, совсем даже не цветные и не плоские, были тогда далеко не в каждой семье — по вечерам гуляли, читали, встречались, смеялись, делали что-то по хозяйству, играли — вы не поверите! — в городки, ходили в кино и ходили друг к другу в гости, а мужики под звуки радиолы, да и не одной, доносившиеся из раскрытых настежь окон, самозабвенно стучали во дворах костяшками домино…
Телевизоров было немного, зато радио в городах было у всех. Расслабленные воскресные утра начинались песенными позывными радиопередачи, которую слушала вся страна: «С добрым утром, с добрым утром и с хорошим днём!..». Эти сорок пять минут — с девяти пятнадцати до десяти — любили и ждали, наверное, в каждом доме. Имена, шутки и песни, хотя бы разочек прозвучавшие в передаче «С добрым утром», моментально становились известны всем.
И вот однажды, воскресным апрельским утром 1962 года, страна услышала новую песню Аркадия Островского на слова Льва Ошанина:
А у нас во дворе есть девчонка одна,
Среди шумных подруг неприметна она.
Никому из ребят неприметна она.

Есть дружок у меня, я с ним с детства знаком,
Но о ней я молчу даже с лучшим дружком.
Почему-то молчу даже с лучшим дружком.

Не боюсь я, ребята, ни ночи, ни дня,
Ни крутых кулаков, ни воды, ни огня.
А при ней — словно вдруг подменяют меня.
Вот опять вечерком я стою у ворот,
Она мимо из булочной с булкой идёт…
Я стою и молчу, и обида берёт.

Или утром стучит каблучками она —
Обо всём позабыв, я слежу из окна.
И не знаю, зачем мне она так нужна.

Припев:
Я гляжу ей вслед — ничего в ней нет.
А я всё гляжу, глаз не отвожу…
Вот так. «Я гляжу ей вслед — ничего в ней нет. А я всё гляжу, глаз не отвожу»… Так и с самой песней получилось: вроде бы незатейливая, простая в любом смысле, она в одночасье стала фантастически популярной, и теперь изо всех раскрытых настежь окон звучал уже голос молодого Кобзона: «Она мимо из булочной с булкой идёт»…
Собственно говоря, широкую известность и популярность будущий народный артист СССР Иосиф Кобзон и получил-то именно благодаря этой простой песенке. Это была первая песня, которую он самостоятельно исполнил для столь широкой аудитории. Ну что, послушаем?..
Иосиф Кобзон

«А у нас во дворе» — исполняет Иосиф Кобзон
Лев Ошанин был совершенно незаурядным поэтом-песенником. Какими-то неуловимыми штрихами, лёгкими интонациями он умел создать настроение, вылепить песенный образ. Ну вот вспомним его лучшие песни: «Если любишь — найди» 1940 года, или его «Дороги» 1945 года («Выстрел грянёт, // Ворон кружит, // Твой дружок в бурьяне // Неживой лежит…»), или же написанную им в том же 1962 году песню «Течёт Волга», которая стала потом своеобразной «визитной карточкой» Людмилы Зыкиной. Льву Ошанину — наверное, единственному из его коллег-песенников — посчастливилось поставить уникальный эксперимент: на протяжении трёх-четырёх лет написать настоящую песенную поэму, с одним и тем же местом действия и с одними и теми же героями, за судьбой которых в напряжении следила вся громадная страна. Эксперимент этот едва ли можно теперь повторить: для этого понадобилась бы та страна — и то время…
Разумеется, отдавая Кобзону песню «А у нас во дворе», Островский с Ошаниным ни о каких таких поэмах вовсе и не думали. Обычная песенка, проходная, для воскресной радиопередачи. «Никому из ребят неприметна она» — как и её малоизвестный исполнитель. Но неожиданно для авторов своё веское слово сказали «та страна и то время» — на радио обрушилась буквально лавина писем: «А дальше-то что? Что ж там дальше-то было?». В конце концов, радио не выдержало и взмолилось: «Островский с Ошаниным, делайте что хотите, но люди требуют продолжения». Вызов времени Островский с Ошаниным приняли. Очередная глава поэмы в песнях получила название «И опять во дворе». Судя по тексту, молодой человек преодолел свою первоначальную робость и рискнул-таки покинуть свой наблюдательный пункт у окна, выйти во двор и познакомиться со своей пассией поближе:
Ты не грусти, может быть, ещё встретимся, —
Я от тебя не сбегу никуда.
Сколько в пути ни пробуду я месяцев,
А возвращусь хоть на вечер сюда.

Не отнимай свою руку, пожалуйста!
Как бы судьба ни сложилась для нас, —
Завтра забудь меня, маме пожалуйся, —
Но поцелуй на прощанье хоть раз!
В туфлях на гвоздиках, в тоненьком свитере…
Глупая, всё тебя мучит одно:
Как бы подружки твои не увидели
Да старики, что стучат в домино.

Ты не грусти, может быть, ещё встретимся, —
Я от тебя не сбегу никуда.
Сколько в пути ни пробуду я месяцев,
А возвращусь хоть на вечер сюда.
И опять во дворе
Нам пластинка поёт
И проститься с тобой
Всё никак не даёт.
Песню снова отдали Иосифу Кобзону. Вначале, в ноябре 1962 года, песня прозвучала в передаче «С добрым утром», а в новогоднюю ночь Кобзон исполнил её и в телевизионном «Голубом огоньке». Слушаем:

«И опять во дворе» — поёт Иосиф Кобзон
Славный молодой человек… Познакомиться-то он познакомился, и даже, судя по всему, довольно близко, но… но вот не поздновато ли? «Но поцелуй на прощанье хоть раз» — а куда это он, собственно говоря, засобирался?..
Лев Ошанин — мастер нюансов. Одна лишь первая строчка говорит тут о его песенном герое всё: «Ты не грусти, может быть, ещё встретимся» — действительно, чего грустить-то? Ведь — чем чёрт не шутит! — может, и встретимся когда! А ну-ка, целуй на прощанье!.. Да никуда я от тебя не сбегу: хоть на вечерок, да заскочу ещё!.. Вот ещё моду взяла — грустить по пустякам…
Они ещё очень-очень молоды, эти песенные герои. Мальчишка и девчонка. Он, быть может, чуть моложе своих лет, а она — чуточку старше и по-житейски мудрее. Любовь? Какая там любовь… Разве что её ожидание. «Глупая, всё тебя мучит одно: как бы подружки твои не увидели…» — бедный мальчик! едва ли её мучит только лишь это…
Короче говоря, с песенным героем всё вроде бы стало ясно. После школы, если не в институт, молодые люди обычно отправляются в армию. А на долю их девчонок остаётся ждать. И они ждут… сколько смогут. Если любят.
Если любят… «А что ж это, уважаемые Островский с Ошаниным, вы всё о нём да о нём? Всё Кобзон да Кобзон?» — заволновались телезрители и радиослушатели огромной страны. И вновь посыпались во все редакции письма: «А почему, собственно говоря, вы ничего не говорите о ней? Она-то хоть любит его?..»
Должно быть, Льва Ошанина охватили в тот момент смешанные чувства. Внимание радиослушателей и телезрителей, конечно, всегда для автора приятно, но он вдруг осознал, что вместе с Аркадием Островским поневоле становится родоначальником нового песенного жанра… Ровно через год после первой, весной 1963 года, на свет появилась третья глава поэмы в песнях, написанная уже от лица безмолвной до той поры «девчонки с булкой»:
Ты глядел на меня,
Ты искал меня всюду.
Я, бывало, бегу,
Ото всех твои взгляды храня.
А теперь тебя нет,
Тебя нет почему-то.
Я хочу, чтоб ты был,
Чтобы так же глядел на меня.

Я иду без тебя
Переулком знакомым,
Я спешу не с тобой,
Не с тобой, а с Наташкой в кино.
А тебе шлют привет
Окна тихого дома
Да ещё старики,
Что всё так же стучат в домино.

Во дворе дотемна
Крутят ту же пластинку.
Ты сказал, что придёшь,
Хоть на вечер вернёшься сюда.
Вечер мне ни к чему,
Вечер мал, как песчинка.
Я тебя подожду,
Только ты приходи навсегда.
А за окном то дождь, то снег,
И спать пора, и никак не уснуть.
Всё тот же двор, всё тот же смех,
И лишь тебя не хватает чуть-чуть.
Надо прямо сказать, что на волновавший всех слушателей вопрос «любит она его или не любит?» Лев Ошанин отвечает тут весьма уклончиво: «Она ещё так молода…». Понимай, как хочешь… Мне нравилось, как ты смотрел на меня, и я, пожалуй, тебя подожду… но только если ты больше никуда не уедешь! А вот если уедешь, то не подожду. «Вечер мне ни к чему».
Короче говоря, наши песенные герои оказались одинаково славными. Вполне достойны друг друга оказались и исполнители песен, ибо «женскую партию» песенной поэмы Аркадий Островский отдал замечательной эстрадной певице Майе Кристалинской. Слушаем:
Майя Кристалинская

«Я тебя подожду» в исполнении Майи Кристалинской
Вероятно, этот выбор всё-таки делался в расчёте на будущие «главы» поэмы, потому что образ легкомысленной девочки не очень соответствовал тем песенным образам, которые характерны для Майи Кристалинской. И хотя почти все её песни грустные («Выступление Кристалинской стало диссонансом в жизнерадостном окружении… К сожалению, подобные песни нравятся, особенно людям с «душевным надрывом» — вот так, примерно в те же годы, громили Майю Кристалинскую в газете «Советская культура»), но грусть эта — грусть осознанная, грусть взрослой состоявшейся женщины, а вовсе не девочки. «В нашем городе дождь» Колмановского и «Нежность» Пахмутовой — вот её песни. Отдавая в 1963 году Майе Кристалинской песенку «Я тебя подожду», Аркадий Островский, по-видимому, просто спасал свою любимую певицу от очередной «опалы» со стороны чиновников от искусства…
Впрочем, герои «Дворового цикла» взрослели стремительно, и когда прошли три года вынужденной разлуки, в которую их отправил Лев Ошанин, они вернулись к слушателям уже совсем-совсем другими. Не только ведь в поэме — и в жизни тоже прошло три года. Несмотря на непрекращавшийся поток писем от слушателей, авторы не торопились писать продолжение: тема полудетской любви себя явно исчерпала, и новые главы «Дворового цикла» должны были звучать уже по-новому. Но как сделать этот переход? И стоило ли его делать?..
Таким переходом явилась песня под названием «Прошло три года», которую (опять же для радиопередачи «С добрым утром») записал Иосиф Кобзон. В ней всё узнаваемо: тот же двор, тот же дом, радиола в окне, каблучки и тонкий свитерок. Но вот от прежней легкомысленности и бесшабашности героя не осталось и следа:
Вот снова этот двор,
Мой добрый старый дом.
Я с тех счастливых пор
Три года не был в нём.
На милом этаже
Квадратики огня…
Теперь они уже
Горят не для меня.

Здесь всё иное вдруг —
И дождь иной, и снег.
Другой пластинки звук,
Другой девчонки смех…
Стучат давным-давно
Другие каблучки,
И лишь за домино
Всё те же старики.

Вот переулок мой —
Но нет ответных глаз:
Вернулся я домой,
А ты не дождалась.
У этих вот ворот
Шаги твои стерёг…
Где он теперь мелькнёт,
Твой тонкий свитерок?
Как и следовало ожидать, она — не дождалась его. И вновь посыпались письма: «Подумаешь — три года, ведь девчонка совсем юная, чистая, как хрустальная. Такая не может не ждать», или: «Умоляю вас, измените свою песню. Это неправда, это неестественно. Так не должно быть»… В тот-то и дело, что всё это было вполне естественно, иначе и быть не могло. Авторы цикла переходили к теме взрослой, осознанной и высокой любви, а сделать это после первых трёх песен было очень нелегко. Слушаем Иосифа Кобзона:

«Прошло три года». И снова этот двор, и снова — Иосиф Кобзон
Следующую песню, «Детство ушло вдаль», написанную практически одновременно с этой, исполнила Майя Кристалинская. И это была уже вполне «её» песня. А слова там такие:
Детство ушло вдаль,
Детства чуть-чуть жаль.
Помню сердец стук,
И смелость глаз, и робость рук.
Если б тебе знать,
Как нелегко ждать,
Ты б не терял дня,
Догнал меня, вернул меня.
Слушай шагов звук,
Двери входной стук,
Голос встречай мой —
Спешу к тебе, спешу домой!
С текстом третьей песни, с той девочкой, которая и сама-то не знает, чего она хочет, отчасти перекликается лишь второй куплет, где звучит нечто вроде беспомощного оправдания: «Если б тебе знать, как нелегко ждать…». Но теперь прежняя девочка выросла, и она любит, и она твёрдо знает, где её дом: «Спешу к тебе, спешу домой!».
Припев, который звучит после каждого куплета, как бы замыкает собой весь песенный цикл:
И всё сбылось — и не сбылось,
Венком сомнений и надежд переплелось.
И счастья нет, и счастье ждёт
У наших старых, наших маленьких ворот…
Переплетение сомнений и надежд: чего больше? чего меньше? встретятся они или же нет? Остаётся лишь гадать. Они любят, они надеются, они стремятся друг к другу — и в этом нет теперь никаких сомнений…

«Детство ушло вдаль». Майя Кристалинская
Песню «Детство ушло вдаль» её авторы посвятили Майе Кристалинской. В сентябре 1967 года Аркадий Островский ушёл из жизни, и уникальная песенная поэма осталась недописанной.
Вот так и закончилась эта история длиною в четыре года…
Эпилог
Не совсем так. Над поэмой в песнях под условным названием «Дворовый цикл» Аркадий Островский работал до самых последних дней. Уже после его смерти прозвучала написанная им вместе с Ошаниным «Доверчивая песня». В оглавлении звуковых страниц июльского номера журнала «Кругозор» за 1968 год читаем: «Последний набросок Аркадия Ильича Островского — «Доверчивая песня» (аранжировка А. Пахмутовой)». Никакой более подробной информации на страницах журнала нет. Для «Кругозора» (33ГД-0001088) эту песню записал Иосиф Кобзон. В том же году, однако, увидели свет ещё несколько грампластинок, на которых «Доверчивую песню» исполняет как Иосиф Кобзон, так и Майя Кристалинская. На пластинке с записями Кристалинской (Д 23941-2) всего четыре песни Аркадия Островского: три из цикла «Полутона» (на стихи Инны Кашежевой) и одна, написанная на стихи Льва Ошанина, — «Доверчивая песня». Кроме того, в исполнении Кристалинской эта песня имеется и на гибкой грампластинке (33ГД-0001238). А на появившейся в том же году пластинке с записями Кобзона (Д 25217-22) все его песни «Дворового цикла» идут единым блоком — начиная с песни «А у нас во дворе» и заканчивая «Доверчивой песней».
Позднее, в 1969 году, был выпущен альбом «Избранные песни» Аркадия Островского из трёх грампластинок, вторую из которых (Д 25219-20) открывают все шесть песен «Дворового цикла» в исполнении Иосифа Кобзона и Майи Кристалинской («Доверчивую песню» поёт Кобзон). И, наконец, в 1970 году запись Иосифа Кобзона появилась на двух долгоиграющих грампластинках (Д 027933-4 и С 01763-4), а запись Майи Кристалинской — на одной (С-01727-8).
Если судить по тексту, то, право же, нелегко отделаться от впечатления, что «Доверчивую песню» он и она должны были бы петь всё-таки вместе. Вот эта песня. Стихи Льва Ошанина:
Опять, опять, опять,
Во сне, в бреду, в хмелю
Позволь мне повторять,
Что я тебя люблю.

Велю я всем кругом —
И птицам, и  шмелю —
Звенеть тебе о том,
Что я тебя люблю!

Звенит весенний гром,
Оставлен тихий дом.
Дорогу кораблю,
Раз я тебя люблю!
Никому не верь, что звёзды уснут,
Что уснёт любовь — слышишь? никому
Не верь!
Слушаем заключительную главу «Дворового цикла» в исполнении Майи Кристалинской и в исполнении Иосифа Кобзона. «Доверчивая песня» — пусть и не вместе, но они спели её.
Майя Кристалинская

Майя Кристалинская
Иосиф Кобзон

Иосиф Кобзон
Фотографии, которые вы видите, были сделаны много лет спустя, в 1984 году, на юбилейном вечере памяти Аркадия Островского. Майя Кристалинская и Иосиф Кобзон поют свои песни «Дворового цикла»… Весной следующего года Майя Кристалинская будет уже не в состоянии говорить и сможет лишь тихо плакать в телефонную трубку. Летом 1985 года её не станет…
Вот теперь, кажется, всё.
Валентин Антонов.

http://vilavi.ru/pes/110709/110709.shtml




« Последнее редактирование: 28 марта 2015, 07:58 от Саша »
"ПРОСТИ МЕНЯ, РОССИЯ, МОЯ РОДНАЯ МАТЬ,
ЗА ТО, ЧТО Я НЕ В СИЛАХ ТЕБЯ С КОЛЕН ПОДНЯТЬ.
ЗА ТО, ЧТО ТЕРПЕЛИВО СНОШУ И СТЫД, И ЛОЖЬ.
НО ТЫ МЕНЯ РАСТИЛА И ТЫ МЕНЯ ПОЙМЁШЬ!!!!"

Оффлайн Тамара Макарова

  • Интересующийся
  • ***
  • Сообщений: 719
  • Время идет!
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #24 : 29 марта 2015, 23:16 »
Саша, спасибо большое за эту публикацию, напомнившую неизбывные воспоминания о том очень теплом периоде песенной культуры в нашей стране!

В конце декабря 1965 года я приехала впервые в Москву по приглашению наших бывших старшекурсников, уже работавших в Королеве, и вывезла из неё просто восторженную память о тех днях. Меня встретили на Курском вокзале и сразу же повезли темным зимним вечером на Красную площадь. А дома (в общежитии) ждал билет в театр Эстрады на концерт Майи Кристалинской, намеченный на один из новогодних дней, точно не помню какой. Концерт вел Аркадий Ильич Островский! Представляете, какая это честь для Певицы! Зал просто "стонал" от счастья! И я воочию оказалась свидетелем огромного интереса всего нашего народа, представленного зрителями этого блистательного действа, к, казалось бы, циклу незатейливых песен, созданных небольшим кругом авторов и исполнителей, ставшим героем этой всесоюзной музыкальной истории.

Никакими словами не описать блистательность сценария того концерта. Лица Островского и Кристалинской и сейчас обжигают память пламенем взаимного восхищения, поклонения и благодарности. Трогательные диалоги, остроты очень энергичного композитора, обаятельная скромность прославленной артистки, лицо которой светилось смущенной и радостной улыбкой на протяжении всего концерта, и шквалы аплодисментов.

Красной нитью шел очень нежный спор о том, нужно ли продолжать этот популярнейший цикл, или пора поставить точку. Композитор, тревожась за свое реноме, настаивал на "точке", а певица, чуть не притоптывая ногой, – на продолжении, взывая к поддержке зала и получая её в виде горячих и требовательных аплодисментов.
Как показывает эта публикация, победила Майя Владимировна.   :)

« Последнее редактирование: 29 марта 2015, 23:18 от Тамара Макарова »
"Я пожелаю вам немножечко добра!
Немножечко добра не помешает!"

Оффлайн Людмила

  • Administrator
  • Старожил
  • *****
  • Сообщений: 3173
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #25 : 30 марта 2015, 06:56 »
Тамара Григорьевна, большое спасибо за такие трогательные воспоминания!

Оффлайн MaKoUr

  • Administrator
  • Старожил
  • *****
  • Сообщений: 5990
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #26 : 30 апреля 2015, 20:09 »
<a href="http://www.youtube.com/watch?v=1vRYwaJC5FY" target="_blank">http://www.youtube.com/watch?v=1vRYwaJC5FY</a>

История песни "Темная ночь"

Одна из самых лирических песен Великой Отечественной войны "Тёмная ночь" была написана для фильма "Два бойца" поэтом Владимиром Агатовым и композитором Никитой Богословским в 1943 году. Идея написания проникновенной лирической композиции для своего фильма посетила режиссёра Леонида Лукова, который, не откладывая дело в долгий ящик, призвал на помощь Богословского...


Фильм снимался в Ташкенте, в который была эвакуирована Киевская киностудия. Как вспоминает композитор, однажды его на ночь глядя посетил Луков, который посетовал, что сцена в землянке "без песни никак" и попросил помочь с музыкой. У Богословского получилось "угодить" режиссёру с первой попытки. Затем оба буквально растормошили Агатова, который тут же, то ли спросонья, то ли от неожиданности написал на листке тетради нужные слова.

В эту ночь поспать не довелось и Марку Бернесу, которого возбуждённая троица вытащила из постели. Последней "жертвой" той ночи стал гитарист, которому творческий порыв "квартета" также не позволил выспаться... Целую ночь почти вся съёмочная группа ублажала музу, и результат в виде песни, покорившей несколько поколений жителей огромной страны, появился к утру.

Песня "Темная ночь" успешно преодолела десятилетия, отделяющие ту войну от нашего времени, и, помимо самого Бернеса, исполнялась целой плеядой выдающихся голосов: Леонидом Утёсовым, Иваном Козловским, Владимиром Нечаевым, Николаем Щукиным, Георгием Виноградовым, Людмилой Гурченко, Муслимом Магомаевым, Иосифом Кобзоном и другими исполнителями.
« Последнее редактирование: 05 июля 2015, 03:12 от MaKoUr »

Оффлайн MaKoUr

  • Administrator
  • Старожил
  • *****
  • Сообщений: 5990
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #27 : 05 июля 2015, 03:10 »
<a href="http://www.youtube.com/watch?v=4Cy3Y8f3FXU" target="_blank">http://www.youtube.com/watch?v=4Cy3Y8f3FXU</a>

Цитировать
"Кони в ночном очень красивая песня и говорю это с лёгкостью и убеждением, так как автор этой песни не я, а уральский композитор Евгений Щекалёв (г. Екатеринбург) и наш мэтр песенной поэзии Анатолий Поперечный! У этой песни своя история и мне хочется с Вами, друзья, с ней поделиться.
А было дело так! Шел 1989 год! Я ушёл из анс. "Пламя" и занялся , так называемой, сольной карьерой. Почти все средства, оставшиеся от гастрольной работы я вкладывал в записи новых песен. Стал сочинять и сам. И вот однажды мне позвонил уральский композитор Евгений Щекалёв и предложил записать его песню. Мы встретились и через несколько дней я стоял у микрофона и записывал песню на стихи прекрасного российского поэта Николая Рубцова ("Как всё это кончилось быстро, как странно ушло навсегда, как шумно с надеждой и свистом промчались мои поезда").
На следующий день мы с Евгением понесли её показывать в редакцию программы "Песня-89". Редактура в лице А. Гемерверта и Е. Королёвой , послушав песню, сказала так : "Видите ли товарищи , всё нам нравится - и музыка, и исполнение, а вот со стихами что-то не так. (???) Что-то не клеится... Что же делать?- спросили мы , слегка погрустнев. "А попробуйте к этой музыке найти другие слова!" Да! Попробуйте обратиться к, ныне живущим, поэтам... Например, к Анатолию Поперечному..." И вот через несколько дней мы приезжаем на дачу в Переделкино к Анатолию Григорьевичу Поперечному. Мы с Евгением Щекалёвым объясняем ему задачу, а он, уединившись в кабинете, через час написал на готовую песню новые стихи, без которых теперь я не мыслю песни "Кони в ночном". Я сделал новую аранжировку и записал новую версию песни. Через пару дней мы приехали снова в редакцию "Песни года" и услышали в свой адрес: "Ну, это же другое дело... Молодцы! Вот теперь её можно снимать в "Песне-89"! Так я стал своим в программе "Песня года" и в течении трёх лет подряд я снимался в программе и ни разу мне никто из редактуры не говорил отрицательных слов. Время идёт, а красивая песня "Кони в ночном" осталась в памяти .

С уважением, Валерий Белянин

Оффлайн Оксана

  • Старожил
  • ****
  • Сообщений: 1883
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #28 : 24 октября 2015, 13:07 »
Вчера во время выступления своих учеников на концерте в галерее "Нагорная" на народный артист России Сергей Борисович Яковенко рассказал трогательную историю произведения "Песни главные есть в судьбе любой"  на стихи Роберта Рождественского.

Его рассказ взволновал всех...
Кратко пересказываю: "Когда Роберт Рождественский, будучи тяжело больным, случайно увидел в журнале врача, название своего диагноза, и поняв, что жить ему осталось не больше 3-4 дней , написал эти стихи и наказал своим близким, чтобы после его смерти они передали их композитору Александру Флярковскому, чтобы он написал на них песню..." Вот такая история.
Вчера Сергей Борисович исполнил эту песню.
Предлагаю вашему вниманию видеозапись другого его, более раннего исполнения:

<a href="http://www.youtube.com/watch?v=bIVOD9KnCo4" target="_blank">http://www.youtube.com/watch?v=bIVOD9KnCo4</a>

То нахлынет боль, то отпустит боль, -
отчего болит,
сам не знаю я...
Песни главные
 есть в судьбе любой:
колыбельная
и поминальная...
Колыбельную
 я забыть успел,
только помню то, что она была!
Пела мама мне,
словно ангел пел,
и хотелось жить от её тепла...
Снова быть зиме, а потом весне,
и восходит вновь солнце рыжее...
Поминальная,
не спеши ко мне!
Всё равно тебя
 не услышу я...

То нахлынет боль, то отпустит боль, -
отчего болит,
сам не знаю я...
Песни главные есть в судьбе любой.

Не спеши ко мне, поминальная!
"А жить надо просто затем, чтобы жить!"

Оффлайн Оксана

  • Старожил
  • ****
  • Сообщений: 1883
    • Просмотр профиля
Re: История одной песни
« Ответ #29 : 08 марта 2016, 01:30 »
История песни "Катюша"
http://reportage.su/audio/1157
"А жить надо просто затем, чтобы жить!"