КОГДА СМОТРЮ НА ВАС ИЗ ЗАЛА
Имя Валентины Толкуновой сегодня знают и стар, и млад. Редакция получает немало писем, в которых наши читатели спрашивают, каким был путь к песне ныне популярной певицы, как вышла она на «профессиональную орбиту», кто ее учителя.
С этих вопросов началась наша беседа с заслуженной артисткой РСФСР, лауреатом премии Ленинского комсомола Валентиной Васильевой ТОЛКУНОВОЙ.
— По-настоящему с песней я подружилась еще в детском хоре Центрального Дома культуры железнодорожников. Мой первый педагог — Татьяна Николаевна Овчинникова. Именно она ввела меня в мир серьезной хоровой музыки, привила любовь к ансамблю, научила, как говорят профессионалы, «слушать аккорд».
Затем был вокально-инструментальный оркестр под управлением Юрия Сеульского, или «ВИА-66».* Работа с оркестром замечательного мастера приобщила к джазовой музыке, которую я люблю и поныне. Пожалуй, оркестр Саульского и вывел меня на эстраду.
А потом композитор Илья Катаев и драматург Михаил Анчаров пригласили меня участвовать в двенадцатисерийном фильме «День за днем», где я «озвучивала» разную по форме музыку: фуги, вокализы и песни всех серий. Как я тогда боялась, что не справлюсь с работой! Сколько страха натерпелась! Позже, когда все вроде бы получилось, я успокаивала себя: ничего, придёт и к тебе уверенность. Но, представьте, сегодня я снова и снова убеждаюсь, что от робости, с какой приступала тогда к новой работе, я не избавилась и по сей день. Это, конечно, осложняет жизнь, но зато не позволяет расслабляться. И все-таки я завидую тем, кто уверяет, что добился успеха «на едином дыхании». Моему успеху обычно предшествует плен такой маяты, что порой приходишь в отчаяние…
— Как вы считаете, хорошо ли, когда разные певцы исполняют одни и те же песни? Или, напротив, могут быть «песни Шульженко», «песни Пугачевой», «песни Толкуновой»?
— Я долго и мучительно вживаюсь в песню. Наверное, поэтому каждая из них — это повторение моего «я». И если потом слышу ее в чужом исполнении, мне становится как-то не по себе, сиротливо, что ли. И это не только мое субъективное ощущение.
Однажды песню «Поговори со мною, мама» исполнила другая певица. Хорошо спела, но на радио посыпались просьбы передать эту песню в моем исполнении. В чем тут дело? Видимо, в представлении слушателей она прочно связана именно с Толкуновой, с ее исполнительским самовыражением.
Вспоминаю еще случай. Концерт во Дворце спорта. Одна из его участников спела песню «Мы на лодочке катались». Пришел мой черед выступать, и я решила: раз эта песня уже прозвучала — спою другую. Но публика требовала «Лодочку». Не стану скрывать, мне это было приятно...
Не могу себе представить иную трактовку песен Зыкиной, Ротару, других известных исполнителей. Убеждена, лично я не смогу справиться ни с одной их песней, поскольку у меня совсем иной внутренний мир. Песня, как лакмусовая бумажка, выявляет душевый настрой артиста, его человеческие качества.
— Медики утверждают, что кардиограмма, снятая у певца (я имею в виду настоящих, больших артистов) сразу после концерта, близка к предынфарктной...
— Что же тут удивительного? Степень напряжения душевных и физических сил очень велика. И дело тут не в известности или ранге артиста, а в его творческой самоотдаче. Что касается меня, то после концерта чувствую предельную усталость. Такое ощущение, что все силы ушли из меня. Но вместе с тем — и огромное удовлетворение. Возвращаясь с концерта, вспоминаю лица своих слушателей — и на душе становится ладно.
— Есть мнение, что разглядывание зрителей во время концерта отвлекает исполнителя...
— О, нет! Я, например, даже жалею, что на больших сценических площадках не вижу лиц своих слушателей. А вот на малых — непременно приглядываюсь. Певец, на мой взгляд, должен быть немножко гипнотизером, телепатом, что ли, передающим песню не всему залу в целом, а каждому человеку в отдельности. Если не перекинешь мостик от себя к нему, считай, что поешь в пустоту. Ведь песни-то и рождаются от потребности довериться человеку. Степень откровенности, обнаженности чувств для меня чрезвычайно важна.
Помню дневной концерт в Новосибирске. В зале были почти одни женщины. Во втором ряду заметила женщину в домашнем фартуке. Она заливалась слезами, когда я пела «Не судите меня». После концерта она подошла ко мне: «Я, милая, от плиты, убежала, чтобы тебя послушать: Песни твои душу раздирают».
А вот еще памятный случай. В Красноярске я исполнила песню «Косынка» на слова поэтессы Ольги Фокиной. Когда концерт закончился, на улице меня поджидала пожилая женщина; «Ты ж про меня пела. Пойдем покажу тебе эту самую косынку — она в сундуке лежит».
Связи мои со слушателями — это не только встречи, но и письма. Вот одно из них. Его автор, Тамара Ивановна Хмара, предлагает мне разучить к 9 Мая песню, мелодию которой, как она пишет, «знает давно, но с 1947 года нигде не слышала... Если она заинтересует вас, смогу напеть». Слова песни легли мне на душу, я позвонила своей корреспондентке и, думаю, скоро исполню эту песню.
— А какие песни вам самой больше нравятся?
— «Нравится, не нравится» — критерий довольно зыбкий. Моя привязанность к той или иной песне— величина непостоянная, если можно так выразиться. Было время, мне нравились созерцательные песни — о речке, солнышке, утренней росе. А сейчас хочется петь о более серьезных вещах. Хочу остановить песней каждого, кто стремительно несется по жизни, в суете и круговерти не замечая, как она прекрасна. Честно сказать, утомили отрицательные эмоции. Поэтому не исполняю песен в стиле рока — они рождают какую-то тревогу, непокой...
Все, о чем я говорила, и объясняет, вероятно, мою особую любовь к сельской аудитории. Говорю это искренне, а совсем не потому, что даю интервью для журнала «Сельская новь». Сельчане ближе, душевнее общаются с природой, нежели горожане. Суетный ритм жизни пока еще не поглотил деревню, и, будем надеяться, она убережется от этого недуга. Конечно, мне, как и любому эстрадному артисту, приходится много ездить. Но вот в селах, к сожалению, бываю реже, чем хотелось бы.
—Коль скоро речь зашла о вашей, творческой загруженности, расскажите, пожалуйста, о своем распорядке дня.
— Он уплотнен до предела, иной раз пообедать забываешь. Честное слово! Вечером одно желание — лечь, выключить все, что «говорит и показывает». Так велика бывает дневная эмоциональная нагрузка... С утра я обычно репетирую — с оркестром, с пианистом либо «сама по себе». И, разумеется, встречи с композиторами, прослушивание песен. А вечером концерт с его тревогами и волнениями...
— Какие композиторы и поэты вам ближе, с кем из них интереснее работать?
— Ситуация, когда имя певицы связано в представлении слушателей и зрителей с определенным композитором и поэтом, становится почти закономерной. За пятнадцать лет работы на эстраде и у меня завязались такие тесные творческие контакты с авторами. Говоря о «своих» композиторах, назову прежде всего Илью Катаева. Сейчас я работаю над написанной им для меня монооперой на стихи известных русских поэтов Некрасова, Кольцова, Никитина, но говорить об этом подробнее считаю пока преждевременным. Поживем — увидим.
Композитор Марк Минков написал для меня песню «Если б не было войны», над которой я долго работала. После «Деревянных лошадок» это наша вторая совместная работа. В какой-то степени этапной была для меня песня «Поговори со мною, мама», созданная Владимиром Мигулей. С ним мы сделали вторую песню — «Натали». По-моему, она понравилась слушателям.
Очень сожалею, что оборвалась наша творческая дружба с Микаэлом Таривердиевым. Постоянство манеры — одно из наиболее ценимых мною качеств. Встречается оно не так уж часто, ведь композиторы тоже подвержены моде. А Таривердиев проявляет, напротив, завидное постоянство. Сколько я его помню, он не изменяет себе. В семидесятые годы я была участницей его авторских концертов. Но потом в моем репертуаре появились песни «Стою на полустаночке», «Серебряные свадьбы», «Где ты раньше был» — совсем не «таривердиевские».
Что касается поэтов, то люблю тех, в чьих стихах нахожу драматизм, эмоциональную насыщенность. По-моему, передать всю сложность духовной жизни человека может лишь тот, кто сам пережил, у кого есть своя боль. Такая боль — это закваска, на которой всходит истинный талант. Мне кажется, что нынешние исполнители, скажем, песен на стихи Ахматовой, Цветаевой доносят до слушателей лишь музыкальный, а не смысловой строй их поэзии. Песни на их стихи, мне, пока, пожалуй, не по плечу.
— А была ли у вас песня-золушка, ставшая в процессе работы над ней песней-принцессой?
— Любопытный вопрос... Конечно, не все песни получаются сразу, у каждой, как говорится, своя судьба. Иные утверждают себя годами.
Были у меня песни, исполненные однажды, а потом оставленные на годы. Но это не значит, что они уходили из моей жизни. Я набиралась опыта — житейского и духовного,— а это влекло за собой новое, более глубокое прочтение текста. Я как бы пробую песню на вкус, обволакивая своей и только своей интонацией. Вот, к примеру, песня «Не судите меня, девки, не судите меня, бабы», которую я раньше исполняла с оркестром, прямо скажу, была проходной в моем репертуаре. Но вот три года назад на одном из вечеров я спела ее без музыкального сопровождения. И только тогда впервые почувствовала ее аромат, она зазвучала в моем сердце. С тех пор я исполняю эту песню без аккомпанемента.
— У вас есть еще одна песня без музыкального сопровождении я — «Как по морю, морю синему, плыла лебедь». Расскажите о ее создании.
— Эта песня идет из моего детства. Впервые я познакомилась с ней в хоре Центрального дома культуры железнодорожников. Хорошо помню, как самозабвенно мы, дети, «раскручивали» ее сюжет, как одному голосу помогал другой, давая возможность отдохнуть на подголоске, чтобы продолжать дальше... Это не единственная русская народная песня, которую я исполняла. «Вот кто-то с горочки спустился» — любимая песня моей бабушки, как бы доставшаяся мне по наследству.
Очень привлекают меня старинные малоизвестные песни. Часто бываю в фонотеке Союза композиторов РСФСР, где прослушиваю свадебные плачи, рекрутские песни. Они уходят своими корнями в глубину веков. Как тут не пожалеть, что многие старинные песни исчезают сегодня, забываются. И хотя я сама не собираю русский песенный фольклор, глубоко почитаю тех, кто записывает сохранившиеся в памяти напевы.
— Когда я смотрю на вас из зала, мне вспоминаются крестьянки Венецианова...
— Но я горожанка!
— А чем вы объясняете свою тягу к русской народной песне?
— В вашем вопросе чувствуется подвох, но, поверьте, несмотря на то, что я дитя города, никак не могу привыкнуть к его многолюдности, стремительности, что ли. Глядя на бегущих по улицам людей, чувствую себя обездоленной, потерянной. Мне приходится слышать от своих знакомых-горожан, что именно так они чувствуют себя в безлюдном лесу или в поле. Звенящая тишина действует на них угнетающе. Ну, а корни мои все-таки в деревне. Обе бабушки, особенно сибирская — Анисья Никаноровна, знают множество песен. У меня такое впечатление, что она всегда поет. Какую бы работу по дому ни делала — поет. Сама она так объясняет эту свою особенность: «Запою, и по-другому заживу, и ничего больше не чую, ни бед, ни горестей». И мама моя, и я пошли, видимо, в бабушку.
— Вы не забыли свою первую песню на эстраде?
— Конечно, нет! В 1972 году состоялся творческий вечер поэта Льва Ивановича Ошанина. Услышав в моем исполнении песню «Ах, Наташа», он пригласил меня принять участие в этом концерте. Все были удивлены: отдал предпочтение никому не известной певице! Но Ошанин настоял на своем.
И вот сверкающий огнями Колонный зал Дома Союзов. На сцену нацелены кинообъективы и телекамеры. Сказать, что я волновалась тогда, значит, ничего не сказать: просто заледенела. Пришла в себя лишь после того, как спела...
— Скажите, как вы нашли свой сценический облик?
— Сразу. К тому памятному вечеру, о котором только что рассказала, театральная мастерица сшила мне длинное черное платье, расшитое жемчугом. А вот что делать с моими длинными волосами, я не знала до последней минуты. В руках нервно теребила жемчужную ленточку и, ничего не придумав, подвязала ее к волосам. Потом подумала: случайно ли? Думаю, я нашла приемлемый для меня стиль...
— С прошлого года ребятишки регулярно встречаются с вами в передаче «Спокойной ночи, малыши» , где вы поете колыбельную песню...
— Это не единственная детская песенка в моем репертуаре. Есть еще «Деревянные лошадки». После рождения сына Коли ко мне пришла, можно сказать, автобиографическая песня «Носики-курносики». По правде сказать, общаться с детьми мне интереснее, чем со взрослыми. Я даже думала когда-то стать воспитателем...
Беседу вела Н. ЛАРИНА
Фото С.Голубкова
Ларина Н. Когда смотрю на Вас из зала : [о певице Валентине Толкуновой] // Сельская новь. - 1982. - № 9. - С. 22-23.
